Королева Ойкумены - Страница 37

– Не очень.

– Правильно. С высоты больно падать. Хоть воз соломы подстели.

Насчет соломы Регина не поняла.

– Вам известно, что определенный процент храмовников – так мы называем наших студентов – не закончив образования, попадает в дурдом. Согласитесь, слово «дурдом» куда лучше отражает суть дела, чем «психиатрическая лечебница»…

Колба примостилась на жаровне. Первые, робкие нити пузырьков.

– Нет, неизвестно.

– Хотите встать и уйти?

– Нет.

Сокрушенно вздыхая – вот ведь дура на мою голову! – Тераучи Оэ взял из «патронной ленты» щепотку чая. Добыча отправилась в заварник. Следом упали две ягоды, сморщенные, как дряхлые старушонки. И еще чуть-чуть чаю. Если первый сорт походил на дробь, то второй напоминал обрезки волос. Регина представила, как старик собирает их в парикмахерской, орудуя совком и веником – и девушку чуть не накрыл приступ нервного смеха.

– Вот, смотрите…

Она не заметила, чтобы старик что-то включил. Но в углу, на приземистом столике, вспыхнула голосфера. В ней по больничной палате-одиночке из угла в угол ходил молодой человек. Одет он был в смешную пижаму: орда снеговичков, пляшущих на теплой байке. Чувствовалось, что ходит молодой человек давно, и прекращать своего занятия не намерен.

– Лицо, – подсказал Тераучи. – Следите за лицом.

Молодой человек улыбался. Дойдя до стены, он повернулся, чтобы идти обратно, и улыбка исчезла. Ей на смену пришла отрешенность. Десять шагов, поворот – лицо отразило гнев. Вспыхнули глаза, искривился рот; сумей человек сделать одиннадцатый шаг – он завопил бы от ярости. Но шагов в его распоряжении было всего десять. Стена, поворот – гнев растворился, как сахар в кипятке, уступив место рыданиям. Утирая слезы ладонью, несчастный брел дальше, от маски к маске: слюнявая гримаса идиота, надменность свергнутого тирана, и снова – улыбка, отрешенность, гнев…

– Шизофрения? – предположила Регина.

– Вам знаком такой тип шизофрении?

– Нет.

В заварник упали три бурых корешка.

– Это мой студент. Он ходит по палате уже четвертый год. И продолжит эту прогулку до конца своих дней. Ест принудительно, спит только со снотворным. Санитары и врачи – опытные телепаты, обученные блокироваться наглухо. Иначе бедняге пришлось бы имплантировать «Нейрам», как преступнику, для постоянного ношения. Ментальное недержание – мерзкая штука…

– Чем он болен? Я впервые вижу такие симптомы.

– Психоз Шести Сомнений. Тезка павильона, в котором мы с вами пьем чай, – шутил старик или нет, осталось тайной. Как для Регины, здесь не было ни малейшего повода для веселья. – Случай, если честно, редкий, но не единственный. Вы по-прежнему намерены остаться у нас?

– Да.

– И подпишете отказ от всех возможных претензий?

– Да.

– Почему вы решили отказаться от карьеры анестезиолога?

– Это мое личное дело.

– И всё-таки?

Регина молчала.

– Хорошо, – словно сделав какой-то вывод, Тераучи добавил в смесь третий сорт чая: сухие, ломкие листья. – Не хотите, не надо. Мы не на допросе в комиссариате.

– Пси-анестезиолог, закончивший бакалавратуру, – вдруг сказала Регина, толком не понимая, зачем она это говорит въедливому старику, – может снять боль у пациента при хирургической операции, если иной наркоз пациенту противопоказан. Есть такие заболевания, когда годится только пси-анестезия. Например, киноиды-модификанты – у них проблемы с клеточным метаболизмом… Пси-анестезиолог, имеющий титул кавалера, как правило, занимается другой работой. Он трудится в бригаде квалифицированного психира, анестезируя рассудок пациента во время удаления злокачественного невроза или губительных воспоминаний.

– Мы, два телепата, сидим и беседуем словами, – легкость, с которой Тераучи менял тему, поражала. – Вам не кажется это странным?

– Нет.

– Почему?

– Мы недостаточно близко знакомы.

– Допустим. Продолжайте.

– Психир, обученный на Сякко, работает один. Без бригады. Ему нет нужды в помощниках. Я хочу работать одна.

– Гордыня? – предположил Тераучи.

– Не думаю.

– Неуживчивость?

– Вряд ли.

– Стремление к независимости?

– Возможно.

– Вы так и не назвали мне причину, которая привела вас к смене профессии.

– И не назову.

– Почему?

– Мы недостаточно близко знакомы.

– Вы в курсе, что я могу взломать вам мозги легче, чем открыть эту капсулу? – в заварник легли кусочки сушеных фруктов. – И найти истинную причину быстрее, чем вы проглотите слюну?

Регина наклонилась вперед, глядя в лицо огромному старику:

– Может, да. А может, и нет.

– Да. Без вариантов.

– Хотите попробовать?

– Ни в коем случае. На кой она мне сдалась, ваша причина?

– Тогда зачем вы спрашиваете?

– Не ваше дело, – отомстил Тераучи.

И горсточка ароматной пыльцы дополнила комплект заварки.

Идол, подумала Регина. Гигант-идол в храме. Ожившая статуя. Странные вопросы, странные действия; странная логика. И я – чужачка, лар-ги. Что надо сделать, чтобы стать своей? Перестать упрямиться? Не возражать идолу? Стараться угадать, что он хочет услышать? Сплясать для него?! Два телепата разговаривают словами… Он похож на Монтелье, только я не могу понять: чем же? Неужели тем, что всё время провоцирует меня на сопротивление? Раздражает, не дает расслабиться… Это Т-синдром? Я приписываю Тераучи мотивы и цели, которых у него на самом деле нет? Телепаты разговаривают словами…

Проклятье, на что же он намекал?

– Кавабата сегодня был жесток с вами, – про Линду, с которой сукин сын Кавабата тоже был жесток, старик даже не заикнулся. – Я бы сказал, оскорбительно жесток. Вы в обиде на него?