Регина опоздала. Запреты, въевшиеся в плоть и кровь, в каждую клеточку мозга; социальная адаптация, будь она неладна; цивилизованность, не позволяющая атаковать первой – принципы врача, наконец! – и вот она стоит и смотрит, как советница Зоммерфельд поднимает пульт, как нажимает один сенсор, другой…
К ним подъехала коляска. Внутри, нагой, как при рождении, спал младенец. Коляска поддерживала оптимальный температурный режим, а поглотители без остатка всасывали выделения «пассажира», дезодорируя воздух. Взмах пульта – так волшебница машет палочкой – и кузов набрал прозрачность, давая возможность рассмотреть ребенка без помех. Казалось, мальчик – теперь стало видно, что это мальчик – плавает в пустоте, в метре над землей.
– Артурчик… это наш Артурчик…
– Поздравляю…
– Я виновата перед вами, Региночка.
– Да что вы! Перестаньте…
– Я очень, очень перед вами виновата…
…если я принадлежу к женскому полу и к моменту исполнения завещания у меня будет беременность, завещание не будет иметь силы и не может быть исполнено на протяжении всего периода беременности, пока он не завершится родами, успешными или нет…
«Тиран стимулировал роды у Амалии. За считанные дни до смерти. Милосердие? Вряд ли. Ну да, ребенок – шанс посмотреть, что будет дальше с человеком, пережившим атаку флуктуации во чреве матери. Маленького Артура отдали бабушке – для контроля хватит медсестры, приходящей к Зоммерфельдам на патронаж, врачей в клинике, где наблюдается малыш… Я не знала этого. Нас вообще не баловали подробностями. Сколько прошло времени? Месяц? „Лебедь“ уже тридцать дней как разменял второй век…»
– Как он? Здоровенький?
– Спасибо, не жалуемся. Это я во всём виновата, Региночка.
– В чем? – не выдержала Регина. – В смерти жены Ника?!
На миг советница стала прежней. «Жена? – отразилось на лице Гертруды Зоммерфельд. – Люди смертны, это так естественно… При чем тут жена?»
Удивление вспыхнуло – и погасло.
– Если бы я не разлучила вас, – она избегала смотреть Регине в глаза, – Никуша был бы счастлив. Я точно это знаю. И не спорьте со мной! А так… Я боюсь, он наложит на себя руки. Он такой впечатлительный! Это просто кошмар для дипломата. Я сто раз говорила ему, что нельзя всё принимать близко к сердцу. Представляете? – он прилетел на ее похороны, и на следующий день улетел обратно на Хиззац. Первым же рейсом! Даже не дождался, когда нам отдадут ребенка. Я уговаривала его задержаться, на колени становилась… Нет, и всё! Никуша не любил Амалию, он с самого начала ее просто терпел…
– Прекратите!
– Я же знаю!
– Как вы можете? Это же мать вашего внука!
– Не спорьте со мной, Региночка. Лучше бы он женился на вас, честное слово…
Она говорила и говорила, повышая голос, перекрывая шум ребятни. На них уже поглядывали. Но Гертруде надо было выговориться. В сущности, ее не интересовало, слушает ли Регина. Регина и не слушала. Она вспоминала Тирана, как тот напоследок, перед расставанием, предложил доктору ван Фрассен удалить воспоминания об инциденте на «Цаган-Сара» – и о дальнейшем пребывании членов консилиума на закрытой вилле.
«Сама себе, что ли, удалю?» – изумилась Регина.
«Зачем? – на полном серьезе возразил Тиран. – Вон вас здесь сколько, специалистов. Нет, не подумайте плохого. Я уверен, что вы не станете болтать лишнего. Просто… Так будет легче, не правда ли? Вам – легче, да?»
«Я участвовала в программе реабилитации преступников, – после долгой паузы сказала Регина. Забота Тирана шокировала ее. – Случается, что человек искренне раскаивается в содеянном. Честно сидит свой срок. Сотрудничает с администрацией. Согласно постановлению суда выплачивает компенсацию пострадавшим. Его простили все, кроме него самого. Это грозит суицидом. И тогда он подает заявку на удаление гнетущих воспоминаний. Во время операции ему удаляют память о преступлении и заключении в тюрьме. Вживляют ложные воспоминания. Выстраивают новые связи. И переселяют на другую планету, обеспечив работой.»
«Знаю, – кивнул Тиран. – Семья предупреждена и ведет себя нужным образом. А злых юмористов, возжелавших напомнить бедняге о прошлом, карают по закону. Карают строго, чтобы сто раз задумались, прежде чем чесать свое чувство юмора о чужой забор. Вот видите, доктор ван Фрассен, это хорошая идея…»
Он искренне хотел помочь. И расстроился, узнав, что хорошая идея – неприемлема. Мозг телепата при всей его мощи – хрупкая конструкция. Можно прооперировать психику обычного человека, но нельзя удалить часть памяти менталу. Такие случаи зарегистрированы, и последствия – тоже. Лучше прикажите нас расстрелять, усмехнулась Регина, и Тиран понял, что это скверная шутка, если вообще шутка.
– …я виновата…
– Вашей вины здесь нет, – перебила Регина советницу. – Запомнили?
Она и шага не сделала вглубь рассудка собеседницы. Но та вдруг прервала бесконечный, идущий по кругу монолог, кивнула и повторила, как послушная девочка:
– Да. Моей вины здесь нет.
– У вас внук. Это главное.
– У меня внук. Сын Никуши…
– До свиданья, госпожа Зоммерфельд.
– До свиданья…
Лицо ее зажглось надеждой. Казалось, затертый оборот речи вновь отразил первичный смысл – до свиданья, значит, мы еще встретимся, жизнь продолжается…
– Фрида, ко мне!
Женщина с коляской долго смотрела вслед женщине, за которой бежала лохматая коза. У меня внук, читалось в глазах женщины с коляской. А у нее что? Коза?! Когда коза на бегу, уже сворачивая за угол, превратилась в крупную кошку, Гертруде Зоммерфельд почудилось, что она нашла ответ, такой славный, ясный, восхитительный ответ – и тут же потеряла.