Королева Ойкумены - Страница 70

Кивнула только старуха Шеллен.

– Я так и думал. Нет, доктор Йохансон. На ваш вопрос, заданный, но не озвученный, отвечаю: разработки не засекречены. Просто малоизвестны. Три года назад они вдобавок признаны бесперспективными. Лаборатория курфюрста Пресселя в Сайбахском НИИ – там занимались внешней инициацией ментальных способностей. Имплантант, стимулирующий кси-ритмы мозга. «Телепатами не рождаются, – шутил Прессель, – телепатами становятся. Вживил „Нейрин“, и вперед, на охоту за мыслями…» Мы дружили. Да, дружили, несмотря на то, что Прессель – курфюрст, член Научного совета Ларгитаса, а я вытираю носы ребятишкам. Но вот уже четвертый год я не слышу, чтобы Прессель шутил. Крах дела всей твоей жизни кого хочешь превратит в мизантропа…

– Вы же сказали, что кси-стимулятор есть? – удивилась Регина. – Почему же крах? Почему – бесперспективно?!

– «Нейрин» действительно превращает обычного человека в ментала. Но кси-ритм энергонасыщен до умопомрачения. Я не оговорился, сказав про умопомрачение. Нас с вами природа создала для телепатии. Вернее, приспособила. Мы – природные, даже если мы – отклонения от нормы. Искусственный телепат, инициированный «Нейрином», погибает в течение считанных дней. Самые стойкие, насколько мне известно, выдержали неделю. Это приговор, доктор ван Фрассен. Это смертный приговор, и обжалованию он не подлежит.

Тиран подошел к Клайзенау вплотную:

– Что вы предлагаете?

– Мы не в силах излечить жертв «Цаган-Сара». Мы в силах лишь облегчить им уход. Вас же интересует, чтобы они сделали последние распоряжения, простились с родственниками и достойно умерли, – деликатный, а может, осторожный, старый интернатский врач не стал уточнять подлинные интересы Тирана. – Мне кажется, что «Нейрин» в силах помочь вам.

– Нам, – поправил Тиран.

– Если это поможет хоть кому-то, я буду рад. Кси-стимулятор «разгонит» мозг пострадавших до нормы. Это убьет их, но убьет безболезненно. А главное, убьет не сразу. Вас устраивает такое решение?

Тиран ответил не сразу. Некоторое время он прохаживался по залу, сцепив руки за спиной. Вся его военная выправка куда-то делась. Перед Региной был утомленный, давно не спавший человек. Чувствовалось, что Тиран тащит ответственность из последних сил, как тащат по лесу обезножевшего капитан-командора.

– Да, – наконец ответил он. – Я готов рискнуть.

– Свяжитесь с лабораторией Пресселя. У них есть образцы.

– Скажите, доктор Клайзенау… Они станут телепатами? Леопольд Эйх, Дитер Зоммерфельд, Олаф Расмунсон… Телепатами, да?

– Очень слабыми. И ненадолго.

– Вам не кажется, что это еще одна проблема?

– Кажется. Но ее мы решим сами, в узком кругу.

– Мою коллекцию живописи я завещаю Национальному Художественному музею. Коллекцию же курительных трубок завещаю моему внуку Микаэлю с тем, чтобы коллекцию передали ему в день совершеннолетия. Ни одна трубка не должна быть продана Микаэлем в иные собрания, а также с аукциона или иным путем. Если же он предпримет попытку избавиться от коллекции целиком или по частям, коллекцию следует передать музею Вредных Привычек для экспонирования в отдельном зале…

Матерый волк бирж, акула финансовых потоков, дракон инвестиций – как телепат, Иоганн ван Седельрик по праву считался младенцем. Он не понимал, что делать с новым талантом – патологией? – словно бегун, озадаченный появлением третьей ноги. Необученный, социально неадаптированный, ван Седельрик ежеминутно, а главное, неконтролируемо «изрыгал» наружу массу сведений, которые доставили бы ему – или наследникам – много неприятностей, попади они, скажем, в мозг нотариуса и найди там благодатную почву для кое-каких личных прожектов. Даже окажись нотариус наичестнейшим человеком в Ойкумене – работать под непрерывным ментальным прессингом клиента ему не суметь.

Миллиардер нуждался в «коконе» – умении держать двойную оборону, не позволяющую бомбардировать окружающих своими мыслями, а также дающую возможность самому избежать бомбардировки. Никто не учил ван Седельрика, как это делать. Учиться же здесь, на вилле, было поздно. На краткий срок восстановившись до нормы, жертва «Цаган-Сара» нуждалась в помощи – иначе ей не удалось бы сделать последние распоряжения. Что ж, «коконом» умирающего стала Регина. Всё время рядом – держать периметр, включив пациента в свою систему блоков; присутствовать, не отходя ни на шаг, сроднясь с человеком, не слишком приятным для доктора ван Фрассен, ближе, чем любовники, чем мать с сыном во чреве ее. Вот почему бегство в туалет было для Регины несбыточной мечтой. Оставалось надеяться, что в кабинет зайдет кто-то из коллег, взяв опеку ван Седельрика на себя – пока она слетает облегчиться.

Леопольда Эйха курировал маркиз Трессау. Диттера Зоммерфельда – Ансельм Лонгрин. Амалию Зоммерфельд – старуха Шеллен. Сперва ван Седельрика хотели отдать Шеллен, а беременную Амалию – Регине. Но Регина категорически отказалась, не вдаваясь в подробности, а Тиран не стал спорить. Тем более что Шеллен горой встала на сторону молодой коллеги.

«Если станет невмоготу, объявлю перерыв на правах лечащего врача. И велю пациенту сопроводить меня до дверей дамской комнаты. Дверь – не помеха. А вот расстояние в пару этажей – уже проблема для такой тонкой работы. Попадись между нами стена, непроницаемая для ментал-связи – иди знай, чем дело кончится! Может, ничем, а может, обмороком нотариуса…»

– Рекомендую воспользоваться моим персональным туалетом! – рявкнул ван Седельрик, с раздражением уставившись на Регину. Лицо магната налилось дурной кровью. Взгляд сулил гром и молнию. – Ваша моча уже бьет мне в голову. Вовсе не обязательно тащиться на второй этаж, в общий сортир. Холл, третья дверь налево. Справитесь?