Королева Ойкумены - Страница 55

– Прошу прощения. Меня вызывают.

– «Экстра»? – Клод тактично отошел в сторону. – Сочувствую.

В голосфере объявилась хмурая физиономия комиссара Фрейрена.

– Дудки! – рявкнула Регина, не дав комиссару и рта раскрыть. – У нас юбилей интерната! Все мои друзья, однокашники… Когда я их увижу? Еще сто лет ждать?!

– Я жду вас у ворот, – не слушая ее, сказал Фрейрен. – Поторопитесь.

Выглядел он – краше в гроб кладут. На рукаве комиссарского сюртука Регина лишь сейчас разглядела креповую повязку. «Его самого выдернули, – догадалась она. – С похорон. А тут я с юбилеями…»

– Сейчас буду.

У калитки она едва не столкнулась со старшим коллегой – маркизом Трессау. Оглянувшись, Регина увидела еще трех человек, спешивших к ним. Один показался знакомым. Ну да, конечно… Доктор Клайзенау, бессменный врач интерната, за прошедшие годы совсем не изменился.

V

В «Шмеле» едва хватило места для двоих. Пристроившись рядом с комиссаром, Регина чувстовала себя кошкой, зажатой в щели между стеной и шкафом. Ее не утешала даже теория, гласившая, что любовь крупных мужчин к тесным кабинам говорит о подспудном желании вернуться в материнскую утробу. Находиться в одной утробе с Фрейреном – то еще удовольствие…

– Что случилось?

Комиссар уверенно поднял аэромоб в воздух. Следом взлетела вторая машина, куда более вместительная – она приняла на борт доктора Клайзенау и прочих «юбиляров». Замигала панель навигатора: «Шмель» брал курс на заповедник «Серебряный бор».

– Вот, – вместо ответа комиссар бросил ей на колени планшет. – Ознакомьтесь и подпишите.

Текст, выведенный на экран, предупреждал:

«Я, Регина ван Фрассен, обязуюсь… не разглашать сведений, которые будут мне доверены или станут известны иным путем… не сообщать устно, письменно и ментально кому бы то ни было… не передавать и не раскрывать публично… не использовать в своих интересах, или в интересах других лиц… я предупреждена, что в случае нарушения… к уголовной ответственности в соответствии с законодательством…»

– Стилус в нижнем гнезде. Не упрямьтесь. Так будет лучше.

Регина не знала, кому так будет лучше, но подписала, не чинясь.

– Теперь вы введете меня в курс дела?

– Нет.

– Это шутка, комиссар?

– Мне не до шуток, – подтверждая сказанное, лицо Фрейрена было мрачней тучи. – Я сам мало что знаю. Прилетим, нам всё расскажут, покажут…

– Куда мы летим? Или это тоже государственная тайна?

– Правительственный поселок «Заречье». Бывали там?

– Ни разу.

– Всё однажды случается впервые…

Чувствовалось, что говорит комиссар через силу. Регина тоже замолчала, против воли то и дело косясь на траурную повязку Фрейрена. Черный креп притягивал взгляд, как магнитом. В повязке, как в символе, сосредоточилась вся неизвестность, ждущая человека за гробом – или в правительственном поселке «Заречье», где всё расскажут и покажут.

– Сын, – бросил Фрейрен, заметив нервный интерес соседки. – Вы же хотели спросить: кто? Отвечаю – сын. Старший. Миротворческая бригада «Саркастодон», майор саперного батальона. Погиб при исполнении, под Непаем… Это на Кутхе, в системе Наль-Цер.

– Я в курсе. Там что, до сих пор?

– Там – всегда.

– Каутли?

– Нет, сепаратисты ФОК. Диверсия на трубопроводе…

Машина шла над верхушками елей, давших название заповеднику. Море серебристой хвои простиралось во все стороны. Искрясь на солнце, мягкие волны текли к горизонту. Нельзя было даже заподозрить, что каждая хвоинка этих елей, выведенных по спецзаказу, гораздо жестче и острей, чем у других пород. Выпрыгни из кабины, или ввергни «Шмель» в убийственное пике – и уверься, пока летишь, что войдешь без всплеска в расплавленное серебро…

«Прошлое не уходит, – думала Регина, лихорадочно подыскивая слова. – Оно стоит за спиной. Дышит в затылок. Ты убеждаешь себя, что отринул, вычеркнул, обошел на дистанции… И вдруг тебя догоняют, хлопают по плечу: „Привет!“ Уж лучше ожидаемый удар, чем такой внезапный привет. Я надеялась, что Кутха забыта. Изгнана в самый отдаленный, самый невостребованный клочок моей памяти. Дура я, дура…»

– Извините.

– Ничего.

– Примите мои соболезнования.

Комиссар кивнул – так, словно у него затекла шея.

– Когда мы вернемся?

– Не знаю.

– В каком смысле?

– В прямом, – держа правую руку в сфере управления, комиссар левой достал платок и вытер пот со лба. – Не знаю. Может, к вечеру. Может, завтра. Или через неделю. Не волнуйтесь, в клинику уже сообщили. Вашего пациента, если что, пронаблюдает доктор Ронберг. Мне сказали, операция прошла успешно…

– Что вы такое говорите?

– Могу повторить. В клинику сообщили. Вашего пациента…

– При чем тут пациент? К вечеру я должна быть дома!

– Назначили встречу? Отмените.

– У меня Фрида!

– Какая еще Фрида? – возмутился комиссар, явно заподозрив кое-кого в нетрадиционной сексуальной ориентации. – Позвоните вашей Фриде и сообщите, что свидание переносится…

– Сами ей позвоните!

– И позвоню!

– И позвоните! Фрида – это химера!

– Э-э… Это аллегория?

– Это домашнее животное! Его надо кормить!

Пренебрегая условностями, принятыми для общения с не-менталом, Регина буквально вколотила образ Фриды в сознание Фрейрена. Комиссар, охнув, передал управление «Шмелем» автопилоту – и с минуту изучал «подарок», восхищенно цокая языком.

– Мелкая какая-то, – наконец буркнул он, вновь превращаясь в отпетого брюзгу. – Я слышал, они килограммов пятьсот весят… Больная?

– Сами вы больной, – возмутилась Регина.