Королева Ойкумены - Страница 49


К оглавлению

49

Ящер крепко-накрепко спеленут бичом. Затянуть петли. Бич холоден, как лед; кровь целофузиса остывает. Гнев засыпает в вялых мышцах. Не дергайся, крокодил! Это для твоей же пользы. А под нижней челюстью тебя когда-нибудь чесали? Нравится? То-то же…

Кушай, рогатая. Хрусти. Чавкай.

Наелась?

Теперь – закрепим. От капусты всё равно и кочерыжки не осталось. Беспрепятственно скользнув наружу, Регина бросила взгляд на иероглифы панели управления. «Смена лотка». «Меню». «Корм для барса»… Парная, сочащаяся кровью лопатка овцы объявилась в лотке – и «под шелухой», как сенсорный образ.

– Грызи, котяра! Твоя очередь.

Горала удержали легко. Тот, наевшись от пуза, осоловел и засыпал стоя. Зато ящер, почуяв запах крови, рванулся с новой силой. Пришлось взяться за гада втроем. Барса тоже нельзя было оставить без надзора. Жрет, конечно, так, что за ушами трещит, но и на кормилиц зыркает. Не закусить ли девчатинкой?

Даже и не думай! Мы за тобой в двенадцать глаз следим.

– Ящера кормить будем? – спросила Регина.

– Надо бы, – ответила Регина, ослабляя петли бича.

– Я наружу, – Регина отпустила рога горала. – Гляну, чем этого урода балуют.

– А не обожрутся? Еще сдохнет от заворота кишок…

– Я треть нормы задам.

– Я барса держу.

– И я.

– За мной козел.

– Это коза.

– Сама ты коза…

– Я тебе точно говорю! И барс – барсетка…

– Работаем, девочки!

VI

– Химера, – сказал Старик, увидев Регину.

– Да, – согласилась та. – Химера.

Она еще не знала, что Старик не в курсе ее походов в питомник. Не ведала, что ему ничего неизвестно об эксперименте с полиморфом, разучившимся есть. Не подозревала, что глава Храма № 3 – страх и ужас нерадивых учеников! – без разрешения не коснется и пылинки в памяти чужого человека. Кавалер-дама ван Фрассен искренне полагала, что Тераучи Оэ говорит о маленькой химере, оказавшей Регине большую услугу…

А Старик просто дал новой студентке прозвище.

Он всем давал прозвища, этот хитрый великан. Фердинанд Гюйс в свое время стал Малышом. Неугомонная Юсико – Стрекозой. Яцуо Кавабата, хрупкий эстет – Бритвой. Регина ван Фрассен – Химерой. Принцип, которым руководствовался Тераучи Оэ, выбирая прозвища, служил неиссякаемым источником споров.

Что ж, у каждого свои секреты.

– Завтра на занятия. И не опаздывать!

– А гусь? – спросила потрясенная Регина.

Старик удивился:

– А что гусь?

– Ну, я должна была его освободить…

– Да гори он в духовке, этот гусь! – воскликнул Тераучи с подкупающей искренностью. – Если бы вы знали, голубушка, как он мне надоел…

– А уж мне-то, – согласилась Регина.

...
КОНТРАПУНКТ
РЕГИНА ВАН ФРАССЕН ПО ПРОЗВИЩУ ХИМЕРА
(из дневников)

Вот она лежит, Фрида, девочка моя. Тридцать пять килограммов чистого золота. Урчим, ластимся; мешаем спать. Жрем в три горла. Гостей обожаем. Хотя, когда соседский мастиф Арнольд, сорвавшись с поводка, махнул к нам во двор – полакомиться козлятинкой! – Фрида его сильно разочаровала. Я потом долго объясняла соседке (между прочим, майору налоговой полиции), кто такой целофузис, и почему он так быстро бегает. Ничего, помирились. Даже стали друзьями. После того, как я оплатила Арнольду услуги срочной ветпомощи.

Ну, давай почешу за рожками.

И за ушками.

Я взяла Фриду через неделю после «урока кормежки». Хозяева питомника хотели убедиться, что химерка нормально ест. Продажа больной доходяги, справедливо полагали они, могла нанести урон их репутации. Возьмет клиент и подаст в суд; репортеры разведут шумиху… Убедившись в исключительной прожорливости Фриды, они назначили цену – льготную, со скидкой. К счастью, я приехала в питомник с Гюйсом. Он отвел хозяев в сторонку и переговорил с глазу на глаз. Мне он категорически запретил приближаться, и уж тем более – подслушивать. Вернулся Гюйс усталый, как бегун в финале дистанции, и сообщил, что цена из льготной стала обычной, а скидка отменяется.

«Чему тут радоваться?» – громко подумала я.

«На треть дешевле первоначальной, – разъяснил он. – Разницу отдашь мне, за хлопоты…»

Мне позволили держать Фриду в общежитии. Выяснилось, что я не первая студентка, притащившая в Храм хвостатого любимца. Тот же Кавабата держал игуану. С химеркой тетешкались все, кому не лень. Я же, улучив момент, подошла к Старику – вечером, когда он кормил своих карпов.

– И всё-таки гусь, – сказала я.

Он молча кивнул.

– Мою свободу ограничивают тысячи обстоятельств. Так?

Он неопределенно пожал плечами.

– Я выбрала учебу на Сякко. Власти Ларгитаса поставили мне ряд условий. Я согласилась. Разве это не кувшин? Вы предупредили меня, что ваши методики опасны. Я подписала отказ от претензий. Разве это не кувшин? Я полезла спасать Фриду от голодной смерти. Теперь я должна ее кормить. Разве и это не кувшин? Любой свободный выбор лишь укрепляет стенки моего кувшина…

Карпы сбились в стайку, шевеля плавниками.

– Гусь в кувшине. Человек в мире. Телепат в социуме. Сознание внутри тела. Под шелухой сознания – флейтистка на холмах. Внутри флейтистки – операционная бригада. Полагаю, это не предел. В кувшине – гусь, в гусе – кувшинчик, в нем – гусенок, в нем – микро-кувшин, в котором яйцо, в котором зародыш гуся…

– Разве это имеет отношение к свободе? – спросил Старик.

– Разве кувшин можно разрушить? – спросила я. – Назовите кувшин Вселенной, и гусь свободен!

Тераучи Оэ воздел руки к темным небесам:

– А от меня, от меня-то вы чего хотите?

49